Поиск по творчеству и критике
Cлово "PARIS"
Входимость: 1. Размер: 93кб.
Входимость: 1. Размер: 22кб.
Входимость: 1. Размер: 16кб.
Входимость: 1. Размер: 15кб.
Примерный текст на первых найденных страницах
Входимость: 1. Размер: 93кб.
Часть текста: гг. (Публикации 1991-2013 гг.) 1937. Пришвин М. М. Дневники. 1936-1937. – СПб.: Росток, 2010. – 992 с. 1937 1 Января. Из старого года в новый перешло горькое чувство, что в эти Пушкинские дни представителем Пушкина являюсь не я, а Маршак с Цыпиным. Сегодня я должен решить: открывать борьбу или глубже спрятаться. В 10 у. был у Кожевникова, который думает что неприглашение меня было сделано «мелкотой», т. е. 3-мя лицами: Маршаком, Ивантером и Цыпиным, что положение их довольно шаткое, вследствие этого стоит написать Косыреву. Проект письма: В предпоследнем совещании в ЦК ВЛКСМ в детской литературе я выступал и теперь напомню тезисы своей речи: 1) детская литература как труднейшая является высшим достижением писателя для взрослых. Я это иллюстрировал книгой своих детских рассказов «Зверь Бурундук». 2) Я подверг очень резкой критике деятельность т. Маршака с точки зрения требований русской народности, мое выступление, таким образом, было направлено против отграничения от общей литературы детских писателей и в высшей степени невыгодно для тех писателей детских, которые не в состоянии ничего дать общей литературе. С тех пор как это было высказано, я лично хотел развить эту мысль более конкретно. Однако я не получил приглашения на это совещание. Не допуская мысли о том, что устранение меня от совещания есть сознательное действие, я послал сына в редакцию «Колхозные ребята» к Наумовой... Письмо отложено до послезавтра, когда Кожевников привезет материалы. Речь Косырева и план. Сразу же после того как Кожевников разъяснил, что жулики вовсе не составляют цельной среды, способной, завидев врага, единодушно соединяться, Маршак превратился в маленького неопасного жулика, добить которого есть моя обязанность. Из этого вывод, что я человек душевно раненый и на...
Входимость: 1. Размер: 22кб.
Часть текста: господства не близкой ему идеологии новой пролетарской культуры, когда основной задачей личности является выживание. Жизнетворчество здесь понимается как практика сохранения себя, своей творческой индивидуальности и своего слова [2]. Вместе с тем существует и другой аспект рассмотрения проблемы жизнетворчества в этот период, выявляющий в нем, прежде всего, не стремление личности к выживанию и самозащите, а особый тип религиозного мироотношения и связанного с ним творческого поведения, которое по своей сути является преодолением страха и образа «враждебного мира». Так, И. А. Есаулов в статье «Постсимволизм и соборность» [3] выделяет два типа мироотношения: для культуры символизма характерен образ экзистенциально одинокого героя, для которого действителен и силен «страшный мир»; в постсимволизме проявляется иное творческое отношение к миру, преодолевающее чувство одиночества и противостояния внешней среде – в приятии мира. Экзистенциальный и религиозный аспекты творчества сопоставляются и в статье В. Хализева, где он пишет об особом направлении философии диалога в 1920-е годы – китежанах XX века (А. Мейер, А. Ухтомский, М. Бахтин), для которых основой творческого отношения к миру было участное сознание, сердечное действие, поступок «в близкой реальности» [4]. В. Хализев различает в своей работе экзистенциальное восприятие творчества личности в мире (одинокий бунт, бесконечный поиск смысла) и творчество жизни как активное личное действие, «тайный подвиг», включающий человека в единство со всем миром. Сближая творчество Пришвина и идеи Ухтомского, он говорит о том, что философские опыты Ухтомского посвящены «не бытийным сущностям, а существованию человека в мире и в этом родственны экзистенциализму». Вместе с тем Хализев проводит различие между экзистенциальным ощущением мира, места личности в нем...
Входимость: 1. Размер: 16кб.
Часть текста: Посад, где и умер от истощения в 1919 году. Его могила – рядом с могилой К. Н. Леонтьева (Гефсиманский скит, под сенью храма Черниговской Богоматери). Философские вопрошания Розанова связаны с проблемой бытия. Его первый философский труд «О понимании. Опыт исследования природы, границ и внутреннего строения науки как цельного знания» (М., 1886). Позднее Розанов обратится к историко-культурным и литературным темам: монархия, православие, историософские проблемы… Центральным вопросом философского дискурса Розанова стала тема пола, которая оказалась узловой для всего последующего творчества. Начало было положено статьей «Брак и христианство» (1898). Для Розанова «пол в человеке – не орган и не функция, не мясо и не физиология – но зиждительное лицо, в соответствии и противоположении верхнему, логическому лицу… Для разума он и не определим и не постижим: но он Есть и все Сущее – из Него и от него (Сукач В. Розанов Василий Васильевич // Русская философия. Малый энциклопедический словарь. М.: Наука, 1995. С. 450). Метафизика пола у Розанова имеет космологический характер. Главные темы его философствования были связаны с его личной трагедией незаконного брака и незаконнорожденных детей. В определенной мере это отразилось на формировании его «философии семьи» (Семейный вопрос в России: В 2 т. СПб., 1903). В основу творчества, в его «материал» Розанов положил собственную «жизнь души»: «Уединенное» (СПб., 1912), «Опавшие листья» (СПб., 1913-1915), «Мимолетное» (1914-1918), «Апокалипсис нашего времени» (1917-1918). Розанову был свойственен глубокий пессимизм по отношению к «историческому христианству». Взаимоотношения христианства и мира волновали Розанова до конца дней. Розанов сыграл особую роль в жизни Пришвина. Он был учителем...
Входимость: 1. Размер: 15кб.
Часть текста: тень той женщины и не знаю, мог бы узнать на улице или нет. Я по привычке всегда ищу ее глазами в петербургской толпе, но никогда не нахожу. В последнее время я раза два встречал на Невском женщину в черном, очень похожую на нее, необыкновенно похожую, но, кажется, чуть-чуть выше. Впрочем, я мог бы ее найти, и очень просто. Но я этого не делаю. Для чего? Это значит не признавать настоящего, а мне подчас кажется, что я свой minimum спокойствия, похожего на частицу счастья, сковал с громадной энергией и мужеством; так я думаю иногда, но иногда считаю эти мысли самообманом, иллюзией, без которой не могу жить. Теперь мне 32 года, но я решительно ничего не имею. Время от времени меня влекут мечты, но они проходят, а пустое место заполняется снова. Но она мне сама говорила, что не стоит меня, она была искренна со мной так, как ни с кем. Я читал ее дневники, заветные, никому не открытые думы. Я ее знаю больше, чем они... Через год после нашей встречи в Париже я сошелся с крестьянкой, она убежала от мужа с годовым ребенком...