Поиск по творчеству и критике
Cлово "VIV"
Входимость: 1. Размер: 13кб.
Входимость: 1. Размер: 50кб.
Примерный текст на первых найденных страницах
Входимость: 1. Размер: 13кб.
Часть текста: торфяное дно Дубны, пересекать прямой магистралью все ее капризные петли, но ничего не стоит бросить в Дубну всю систему озер по Сулоти, с Заболотским прежде всех, с его Клавдофорой и, кто знает, может быть и еще более ценными для науки существами. Тяжело мне было думать, въезжая в Заболот-ское озеро, что через какой-нибудь месяц чья-то техническая причуда обратит этот редчайший памятник природы в десятиверстный непроходимый ковш грязи. Мы подъехали к болотистому берегу с кустами черной ольхи. Вьюн сказал: – Вот тут шары, поглядите. Сняв шляпу, я заградил ею солнце, сделал тень на воде и увидел на этом теневом месте через прозрачную воду какие-то ядра на дне: совершенно как старинные ядра от пушек, они лежали одно к одному, множество с одной стороны лодки, с другой тоже, лодка тихонечко двигалась, и ядра не переставали. Было неглубоко, всего какой-нибудь метр. Вьюн опустил туда руку и вынул засверкавшее на солнце круглое зеленое удивительное сердце Земли. В восторге я закричал: – Вот настоящий клад! – Сам думал,– ответил Вьюн, выжимая воду из водоросли. Привычной рукой сделав это, он положил шар на дно, нагнулся за другим, опять выжал, повторяя при каждом доставании и выжимании: – Ну разве не диво, сам думал, клад, сам думал... Однажды пришла ему необыкновенная мысль о красоте, что нет ничего в красоте, а за многое красивое денег больше дают, чем за полезное. От всех, кто только ни приезжал смотреть на Клавдофору, всегда неизменно он слышал: «Красиво, как это красиво!» И так вздумалось ему набрать побольше шаров и поехать ими в Москву торговать. Он стал с корзиной на Кузнецком, угол Петровки. Сразу окружили его разные люди, и все в один голос: – Едят? – Нет,– ответил он,– это не для еды. – А для чего же? – Для...
Входимость: 1. Размер: 50кб.
Часть текста: (Публикации 1991-2013 гг.) 1920. Пришвин М. М. Дневники. 1920-1922. Книга третья. – М.: Московский рабочий, 1995. – 334 с. 1920 год 1 Января. Новый год... а между тем ведь это праздник света. Я – вполне краснорядец, возвратился в лоно отчее; хорошо – надрезать ситец, дернуть и слышать, как треснет, и видеть при этом звуке далекую картину полных товарами красных рядов, когда, наложив все грудой на прилавок, приказчик отмеривает моей матери железным аршином ситцы и раздирает их, и раздирает. Среди шуб, оставленных мне вымершей родней, и ситцев я живу теми наследственными привычками краснорядцев – торгую. 2 Января. Записки от имени Левы: «Наша коммуна с Сытиными лопнула, вчера мы разделили соль, керосин, пшено и сегодня начали с папой свое хозяйство. Мы выдумали освещение «козий канун», что-то вроде лампадки из керосина. Рано утром далеко до света папа мне мелькал, мелькал с этим козьим кануном, слышал, как он щепил лучину косарем, разводил чугунку, а картошку ему я перемыл еще вечером и приготовил для варки в чугуне. Я встал на рассвете, когда картошка уже была готова и вскипел наш маленький самовар «Понтик». Только оказалась неудача: в темноте папа недоглядел, и вода вся выбежала из «Понтика» на пол, хорошо еще, что не распаялся. Ели картошку дымящуюся, белую, рассыпчатую со сливочным маслом, наелись так, что я опять чуть не лег в кровать,– вот хорошо-то свое житье! никогда больше не будем путаться с коммунами. Потом мы с папой вытрясали и чистили одеяла, простыни, выметали комнату, я мыл посуду, папа готовил дрова. Когда все было вычищено, папа пошел на базар за молоком, а я приготовил урок для Ольги Николаевны и опять принялся за хозяйство, готовить кулеш со свежиной. Папа...